Человеческие потери в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. составили около 30 миллионов советских граждан, но истории известно немало случаев чудесного спасения людей от неминуемой гибели. Некоторые из них произошли в Рыбницкой тюрьме, которую немецко-румынские оккупанты организовали в помещении бывшей казармы г. Рыбницы в сентябре 1941 г. В эту тюрьму оккупанты сажали партизан, подпольщиков, членов партии, советский актив, румынских антифашистов, еврейское население, да и всех неугодных и подозрительных. За годы оккупации (август 1941 г. – март 1944 г.) сюда было заключено, по неполным данным около 3-х тысяч человек. Многое пришлось пережить узникам. Почти все они умерли не своей смертью… Лишь нескольким из них удалось спастись от неминуемой гибели.
Спасшийся узник – рыбницкий подпольщик Анатолий Балан рассказал о тюремном режиме следующее: «На прогулки не выводили. Питание было очень плохое. В день давали по 100 граммов хлеба и литр жидкости. За год произвели одну побелку камеры. Зимой камера совершенно не отапливалась. Смену белья не проводили, один раз в два месяца водили в баню и делали дезинфекцию. Раз в месяц разрешали передачу. Передачами и спасались, поскольку выжить без помощи извне в тюрьме было невозможно…».
Узников избивали и убивали ежедневно.Спасшийся узник тюрьмы Валентин Францкевич вспоминал: «Разместив нас в сырых и холодных камерах по 30-40 человек, палачи морили нас голодом, выдавая в день по 100 граммов сырой, мерзлой картошки. Отказывающихся есть её они тут же избивали. Так были избиты: Гребенюк Аким Степанович, Перепелюк Андрей Демьянович, БоровскихАксентий, Церульник Максим и многие другие… Или же в «меню» мог входить прелый горох, но чаще всего выдавали тухлую, очень соленую рыбу, после которой очень страшно хотелось пить, а воды заключенные получали несколько глотков в сутки, но и за эти капли воды палачи требовали признаний или же предательства товарищей. Как правило, не добившись своего, фашисты начинали всё сначала, пытали, издевались. Зачастую подвергали заключённых специальной «обработке». Многие после такой обработки больше не возвращались в камеру, они исчезали бесследно, не выдержав нечеловеческих пыток…».
Михаилу Белому было всего 19 лет, когда он в самом начале весны 1944 г. был брошен в Рыбницкую тюрьму. Проходя с конвоиром по коридору, Михаил заметил стоящие бочки и канистры с бензином. Через несколько дней он встретил знакомую – жительницу с. Строенцы Марию Кириченко, которая работала в тюрьме уборщицей. Мария сообщила, что затевается неладное, ведь части Красной Армии уже на подступах и фашисты намереваются заметать следы. Надо бежать. Она сказала, что переговорит с местным священником и тот попросит жандармов дать ей в помощь Михаила, чтобы вынести мусор. Так им вдвоем удалось бежать через поля… А через несколько дней в ночь с 19 на 20 марта 1944 г.в тюрьме началась кровавая расправа…
С самого утра 19 марта к зданию тюрьмы были подтянуты батальоны немецко-румынских карателей, также среди них были власовские казаки,вооруженные автоматами и винтовками, эсэсовцы-калмыки в сопровождении коменданта Рыбницкой тюрьмы Валуцы Пантелея. Следом за ними прибыли подводы, груженые бочками с горючим… Так в Рыбницкой тюрьме было расстреляно 270 советских патриотов, а здание тюрьмы подожжено.
Историю о том, каким образом удалось заключенным спастись, воспоминает бывший узник тюрьмы Кирилл Цуркан – бывший руководитель Слободзейской подпольной организации: «За 10 дней до освобождения м. Рыбница частями РККА в тюрьме начались повальные расстрелы политзаключенных. Я находился в камере, где кроме меня было еще 6 человек: Мунтян Петр, Пырван Марку, Химич Дмитрий, Пынтя Михаил, Ткач Николай, Усенко Иван. 19 марта 1944 г. мы услышали со второго этажа тюрьмы (наша камера была в подвальном помещении) выстрелы и душераздирающие крики (там находились женщины) и поняли, что наших советских людей фашистские звери расстреливают. Наконец, очередь дошла до нашей камеры. Звякнул засов, и дверь отворилась. За дверью стояли несколько вооруженных человек. Нам приказали повернуться спиной к двери. Я быстро выполнил это приказание и упал. В следующий момент услышал выстрелы. Притворившись мертвым, я лежал до тех пор, пока убийцы не удалились. Тогда я поднялся и глазам моим предстала жуткая картина: пять моих товарищей по камере были мертвы. А один – Химич Дмитрий – был тяжело ранен.
На рассвете немцы подожгли тюрьму, и наша камера наполнилась едким дымом. Вдруг я услышал шаги и через волчок двери увидел своего земляка, сидевшего за 4 камеры от меня. Он взломал ломиком замок моей камеры. Я вышел из камеры и с помощью моего земляка Власова Андрея вынес Химича в коридор. По лестнице, укутанной дымом, мы вынесли его на второй этаж. Здесь освободили еще несколько человек, спасшихся от расстрела, и с их помощью через окно, из которого выпала решетка, спустились во двор.
Но тюрьма была оцеплена немцами, и нам пришлось вновь войти в горящее помещение. Так, прячась за завесой дыма и огня от немцев, мы дождались ночи. На мне обгорела одежда и кожа на плечах и ногах. Несколько человек (всего оставалось до 15 чел.), не вытерпев этих мук, вышли до наступления ночи из горящей тюрьмы, но были расстреляны. Ночью мне и еще шести политзаключенным удалось выбраться за пределы тюрьмы.
Утром один из нас – Балан Анатолий – пробрался к своей родственнице Балан Ефросинье, которая согласилась нас перепрятать у себя. По дороге нас встретила гражданка Морозова Аника Николаевна, которую я не знал до того. Несмотря на опасность, угрожавшую ей за укрывательство политзаключенного, она настояла, чтобы я пошел к ней. У нее мне сделали перевязку, обмыли и накормили».
Четверо спасшихся узников – В. Францкевич, А. Балан, С. Грицак и К. Цуркан написали в письме гвардейцам-освободителям: «…Трудно описать наше состояние, когда палачи стали сходить на первый этаж. Забившись под тюремные кровати, мы ждали своей участи. По четверо, пятеро румын и немцев врывались к нам в камеры, ставили наших товарищей – кого на колени, кого к стене, – и в упор расстреливали их. Затем, дав несколько очередей из автоматов по темным углам камер и под кровати, они с хохотом ушили. Мы остались в живых чудом. Часам к 12 ночи кровавая расправа кончилась. В тюрьме раздавались стоны раненых. Всю ночь палачи сторожили тюрьму. Они, видимо, боялись, что уцелевшие еще заключенные могут выбраться из нее и стать живыми свидетелями кровавой, тюремной расправы.
Прошла долгая, мучительная ночь. А наутро немецкие и румынские солдаты появились с охапками соломы. Они внесли ее в камеры, затем облили полы бензином и зажгли солому. Через несколько минут вся тюрьма горела. Крики раненых, заживо горящих в огне, слились с треском дерева и воем огня. Едкий, удушающий дым слепил глаза и не давал дышать. Некоторым из заключенных удавалось добраться до окон и лестниц. Но тут их пристреливали штыками дикие звери Гитлера и Антонеску.
К полудню третий этаж рухнул. Грозил обвалом и второй. Смерть приближалась к нам. Мы задыхались в густом, пахнущем гарью трупов и вонью бензина, дыму.
Часа в четыре дня немцы и румыны стали бросать гранаты в еще уцелевшие камеры. Только поздним вечером каратели ушли, оставив догорающую тюрьму. Ночью, ослабевшие и подавленные всем пережитым, мы с большим трудом выбрались во двор тюрьмы и нашли приют у местных жителей».
Через два дня после освобождения города местными жителями и гвардейцами был составлен «Акт о зверствах немецких и румынских фашистов в Рыбнице». Вся документация тюрьмы, а также списки заключённых и уничтоженных советских граждан перед отступлением немецко-румынских захватчиков были ими уничтожены.
Н. Колесник, гл. хранитель музейных фондов Рыбницкого музея Боевой славы.
